Снарри-фест

[megumi-creative]

Перетащу пока сюда, на Сказки подумаю, выкладывать или нет.
Алсо, если у кого вдруг почешутся руки отбетить одно или даже оба исполнения, я не против. Тайлин, я на тебя смотрю, да.

1.26. СС/ГП, NC-17, Слэш
Поттер - жаворонок, Снейп - сова.
По утрам Снейп вялый-сонный, Гарри варит кофе для мужа, будит его минетами/риммингами; вечером - жаркий трах в исполнении Северуса.

POV Гарри: Жаворонок

Каждое утро я просыпаюсь от того, что сквозь неплотно закрытые шторы пробиваются первые солнечные лучи. Мне нравится наблюдать за тем, как свет медленно окрашивается, перетекает из своего раннего, молочного в жизнерадостный и зрелый жёлтый. Эти лучи меня греют - что после ночи, проведенной в баталиях за одеяло, оказывается особенно ценным и приятным. Особенно здорово положить ладонь на живот и ощущать холодную кожу под пальцами и тёплое солнце на тыльной стороне.
Я люблю утро, оно заряжает меня на весь день доброй улыбкой, даже когда на улице пасмурно, или еще темно зимой — в дождь бывает неимоверно уютно просыпаться от петрихора, сыроватого запаха от нашего дубового подоконника, тяжести шерстяного пледа, которым ты меня укрываешь поздно ночью; зимой же мне хорошо от одной только мысли о скрипящем, свежем, пахнущем обновлением и белизной снеге или даже просто этом морозце, который остужает меня во время утренних пробежек.
А еще по утрам — особенно летом — я могу повернуться на бок и смотреть на тебя, спящего, так смешно укутавшегося в простыню, словно ты боишься, что кто-то ее отнимет. У тебя даже спина, пусть и расслабленная, но всем своим видом говорит, что посягающего на эту твою цитадель сна ждет страшная кара.
Ты совершенно не переносишь ранний подъем, ты абсолютно ночное создание — так же, как я вбираю в себя лучи солнца, ты подставляешь лицо под мягкий, приглушенный свет звезд.
Зато благодаря такому твоему неприятию утра я могу около семи утра творить все, что мне вздумается. Любые "непотребства", как ты их называешь.
Осторожно перевернуть тебя на спину, размотать простыню ровно настолько, чтобы ты не почувствовал, а я сумел пробраться под нее. Во сне ты горячий, и я никогда не могу удержаться, чтобы только не прильнуть на пару мгновений, обнять тебя просто безо всяких намеков, вдохнуть запах твоих волос. Не знаю, почему, но меня что-то волнует в твоих волосах, какая-то доля этого аромата всегда заставляет меня возбуждаться еще сильнее.
Примерно сейчас ты проснешься и начнешь ворчать: я знаю, тебе отчаянно не хочется вставать, и, не будь только мой член таким твердым сейчас, когда он упирается тебе в бедро, ты бы и не проснулся от моих объятий.
— Поттер, у меня еще законные... м-м-м-м, кажется, полчаса, — пытаешься отмахнуться, бурчишь неразборчиво парочку не совсем пристойных выражений. Мне остается только улыбнуться с сочувствием:
— Ты опять расколошматил будильник. Не поленился достать палочку и что-то такое латинское, длинное использовал — я никогда и не слышал об этом заклинании, — смеюсь и обнимаю тебя еще крепче. Мне нравится наблюдать за тобой даже тогда, когда ты упорно не сдаешься и пытаешься открыть глаза — они не хотят слушаться.
— Будет знать, как трезвонить над ухом, — с чувством собственного достоинства произносишь ты, оставив попытки и закинув руки за голову. Зеваешь, повернув голову и спрятав лицо в подушке: это еще одна мелочь, от которой у меня щемит сердце. Мы часто ссоримся и еще чаще миримся, но ничто не заставит меня любить тебя сильнее, чем вот эти зевки украдкой, поединки с будильником, то, какая у тебя горячая, почти кипучая кожа ранним утром. Я трусь щекой о твою грудь, и ты тщетно пытаешься сдержать смешок:
— Отлично придумал. Думаешь, я проснусь, если ты меня почешешь?
Мы смеемся вместе, а потом я не выдерживаю и сползаю все ниже под простыню, попутно делая остановку у пупка и пробуя его на вкус: как-то так повелось, что по утрам мне нравится тебя кусать и вылизывать. Впрочем, есть гораздо более интересные места.
Твои губы приоткрываются, и ты очень скрупулезно следишь за собственным дыханием, стараясь не выдавать, как тебе нравится чувствовать мой язык на своей промежности.
А я только улыбаюсь и ласкаю дальше губами обжигающую упругую кожу прямо между анусом и мошонкой, с упоением вылизываю колкие мелкие волоски на твоих бедрах, а потом шалю и прикусываю тонкую, почти незаметную складку кожи между бедром и ягодицей. Шипишь, выгибаешься, пытаешься контролировать себя, но все равно открываешь рот и набираешь в грудь воздуха.
— Тебе идет, — шепчу я и провожу языком по анусу снаружи, наслаждаясь ощущением текстуры: кожа вокруг него у тебя безумно, просто потрясающе нежная, так, что я чувствую все мелкие сосуды. Еще он пульсирует очень неровно, когда твой член еще не стоит твердо, и я никак не могу приноровиться к этому ритму. Целую тончайшие складки, проталкиваю язык сквозь сжимающиеся вокруг мышцы и вслушиваюсь в твое глубокое, рваное дыхание: ты наверняка сейчас держишь простыню, комкаешь ее пальцами, а на лице у тебя то самое выражение, которого ты так стесняешься. Открытый рот, изогнутая под углом шея, отчаянно зажмуренные глаза.
Честное слово, не будь я сейчас занят трахом тебя в задницу языком, обязательно бы поцеловал в уголок губ и не дал бы больше стесняться. Это же секс.
Впрочем, не проходит и нескольких секунд, а ты уже шипишь:
— Хоть бы подрочил...
У меня куда более грандиозные планы на твой член, но сказать тебе я это не могу: получится весьма неразборчиво, разве что ты уловишь вибрации моего языка прямо в анусе. Вместо этого я просто кладу руку тебе на бедро и чувственно щипаю: это тебя всегда будит и отрезвляет. Расчет верен, ты выгибаешься в спине, стонешь что-то, а я как раз могу незаметно проскользить губами по промежности к мошонке, повтягивать в рот по очереди твои яйца, насладиться тем, какие они упругие под тонкой кожей... и, наконец, начать уже сосать.
Только сегодня понял, что в начале наших отношений мне категорически не нравилось сосать твой член. Казалось, что он неестественно длинный, что это вообще противно. Что он пахнет, или что предсемя на вкус горькое и склизкое, как осьминог. А потом это как-то незаметно так выросло из моей любви к твоей заднице, что я начал сначала лизать и целовать ствол вместе с мошонкой во время игр, а потом впервые попробовал его пососать.
Пожалуй, если бы мне сказали сегодня, что я могу или сосать твой член вечно, или никогда вообще, я бы рассмеялся им в лицо: это даже не вопрос выбора. Мне нравится твой запах и вкус, безосновательно (хотя, конечно, то, как мы совпадаем в наших предпочтениях личной гигиены, тоже помогает).
Пару лет назад, в нашу третью годовщину ты уговорил меня попробовать глубокую глотку.
Я согласился сделать это только после мастер-класса, который ты устроил мне: в конце концов, не мог же я просто упустить возможность заставить тебя так же извиваться?
Сегодня я глотаю твой член почти по самое основание, только немного не добирая до того момента, когда я уткнусь носом тебе в лобок. И, страшно признаться, но мне это нравится.
То, как головка твоего члена скользит по моему языку и щекочет чуть нёбо, как я могу ощутить ее в глотке и попытаться сжаться, обнять ствол ртом... В этом есть что-то непревзойденно доисторическое, это самый надёжный для меня способ заверить тебя раз и навсегда: люблю и буду любить.
Особенно жарко для меня то, как ты стонешь и вскидываешь бедра, пытаясь протолкнуть член еще глубже: я уже чувствую тонкий аромат твоего любимого мыла, легкую кислинку и очень отчетливый мускусный привкус секса — он аж шипит у меня на языке и оборачивается вокруг твоего члена извилистыми венами, которые сейчас набухают от твоего возбуждения. Пальцами я глажу легонечко твой мягкий, податливый теперь анус, который, впрочем, напрягается всё сильнее. Дразню стонами, снимаюсь с члена и облизываю головку с причмокиванием, которое тебе кажется вульгарным в любой обстановке — кроме этой, когда оно только распаляет наше общее воображение. Ты вновь пытаешься протолкнуть член мне в рот, и я с удовольствием пропускаю его сквозь плотно обхватывающие губы, наслаждаюсь объемами, с упоением перекатываю на языке смешанный вкус моего собственного вожделения и твоего текучего, но всё же вязкого предсемени.
Не проходит и пары минут, как ты кончаешь со стоном мне куда-то прямо в глотку, и я от неожиданности едва не начинаю кашлять. Сдержаться удается с трудом, но я ни в коем случае не хочу выпускать твой член, мне слишком сильно нравится, как он переполняет мой рот собой и спермой, как он все еще податливо пульсирует, как головка начинает стынуть, обволакивать мое горло густеющей спермой... Только через минуту я в состоянии опомниться, могу подтянуться к тебе на руках и коснуться легонько губами твоей щеки: я знаю, что ты не против, когда я целую тебя со ртом, полным спермы, ты и сам так делаешь; тебе просто не нравится целоваться, не почистив зубы. Ты тянешься за палочкой, накладываешь на нас обоих соответствующие Чары, а потом уже полновесно впиваешься в мои губы своими, целуешь меня даже слишком горячо, так, что я невольно смеюсь во весь голос:
— Даже от минета не проснулся... Какой же ты соня, Сев, — обнимать тебя так после секса кажется естественным и менее интимным почему-то: я всегда пытаюсь скрыть наши тёплые отношения на публике, словно позволено нам максимум держаться за руки, а все большее считается невыносимой демонстрацией личного. Ты говоришь, что это у меня комплексы, и подкалываешь, что я просто стесняюсь — в конце концов, трахает меня мой ненавистный школьный учитель Зельеварения. В ответ на это я только кусаю тебя за нос, это уже маленький ритуал, кажется.
— М-м-м... где мой кофе? — да, ты определенно еще не проснулся, потому что даже интонации у тебя какие-то совсем вялые. Ничего общего с Ужасом и Грозой подземелий.
— Accio, — шепчу я и наблюдаю с удовольствием, как ты лениво полусадишься, не отпуская меня из объятий, как делаешь первый глоток из кружки, а потом расплываешься в той-самой-улыбке. Кажется, впервые я ее увидел тоже утром, и тоже за кофе: накануне вечером я впервые решился зайти выпить виски, как ты неустанно предлагал все двадцать свиданий до того, и как-то так само получилось, что мы переспали. Утром ты был не в духе, и я никак не мог понять, почему — а потом увидел, как необходим тебе утренний кофе, как трудно тебе просыпаться. По-моему, я сказал себе или в то утро, или в одно из последующих, что я сделаю всё в моих силах, чтобы сделать этого мужчину, который не может пережить утро без кофе, счастливым.
На удивление, это сработало: мы женаты вот уже пять лет, и несколько недель назад ты впервые признал, что наш брак сделал тебя счастливее. Это был не первый раз, когда та-самая-улыбка не была связана с кофе, но я все равно храню в памяти именно ту, счастливую.
Сейчас ты кладешь руку на мой член, гладишь его сквозь трусы и молча сжимаешь ладонь. Я прикрыл глаза, поэтому не могу сказать точно, но что-то подсказывает: ты тонко ухмыляешься, когда чувствуешь толчок: пожалуй, слишком нетерпеливый. Сегодня на меня находит небывалая нежность и отчего-то все эти жесты, к которым я вроде бы и привык, ощущаются реалистичными, не пригрезившимися. Ты точно знаешь, как сделать мне хорошо, и нагло пользуешься одним из важных для меня фактом: меняешь ладонь на левую, забираешься под трусы и обхватываешь мой член так, чтобы обручальное кольцо скользило по стволу, соприкасаясь со всеми моими чувствительными точками.
Да, я помню, что специально заказывал прохладный, хорошо проводящий тепло металл для этих колец, но ты это вспоминаешь даже чаще. Неспешно ты берешь с тумбочки отставленную кружку, отпиваешь кофе и с напускной строгостью велишь мне не дёргаться, если я не хочу потом стирать простыни.
— А ты на себя проливай, — сдавленно шучу я. — Слижу с превеликим удовольствием.
На большее меня не хватает: ты гладишь головку большим пальцем, ускоряешь движения, помогаешь мне кончить, но кофе из рук так и не выпускаешь. Потом, правда, озорства ради брызжешь в меня несколькими каплями — и слизываешь сам у меня с груди, ловко умудряясь не запутаться в волосах.
У нас есть еще несколько минут до официального подъема, и для меня правда значит многое, что ты не засыпаешь вновь: на выходных обычно подобные утренние экзерсисы тебя утомляют, и ты просишь у меня пощады и еще "хотя бы пять минут" сна. Сегодня же ты обнимаешь меня за плечи и гладишь по спине, легонько чешешь мне шею кончиками пальцев, и даже предлагаешь пойти в душ вместе.
Как бы я хотел согласиться... к сожалению, ни в Хогвартсе, ни в Министерстве наших опозданий не поймут, а совместный душ для тебя всегда значит секс.
Честное слово, не будь я твоим супругом, никогда в жизни бы не догадался, как сильно твоё либидо.

POV Северуса: Сова

Когда я вхожу в кухню после душа, я в состоянии соображать, действовать, думать. Конечно, моя фаза активности придется на вечер, но сейчас я хотя бы сносно воспринимаю реальность.
Ты стоишь у окна и пьешь свой неизменный тыквенный сок прямо из бутылки, в которой его доставляет сова. Никогда не понимал страсти к этому сильному вкусу - тонкий, пропитанный ароматами земли, орехов и примесями цветочной пыльцы кофе куда как приятнее, особенно когда все ощущения еще только пробуждаются. Впрочем, я многого в тебе не понимаю, Гарри. Любить от этого не перестаю.
В начале наших отношений для меня было довольно трудным любое прикосновение вне постели - все казалось, что от слишком резкого объятия ты лопнешь мыльным пузырем, а от лишних поцелуев растворишься в воздухе дымкой. Понадобилось несколько месяцев, наверное, а то и год, чтобы я привык и выпустил наружу то свое чувство, которое до того отрицал и боялся признавать.
- Твой сок пахнет так приторно, что меня тошнит, - шепчу я, прикусывая мочку твоего уха, потираясь носом о свежевыбритую щеку. Мы оба привыкли к обмену колкостями за этим импровизированным коротким завтраком, к тому, что я могу распустить руки и слегка тебя "завести".
- Если тошнит - сделай тест на беременность, - в тон отвечаешь ты и целуешь меня в подбородок, а потом ворчишь. - Бриться ему лень...
- Красную пятнистую кожу ты не любишь еще больше, - парирую и нехотя делаю глоток ярко-оранжевого сока, просто потому что край бокала слишком близко к губам. Морщусь, мотаю головой, гневно отвечаю на твой смеющийся взгляд - все эти мелочи на самом деле мне дороги, безумно дороги. Не хочу терять это за давностью и обыденностью, не хочу превращать в привычку. Я глажу твои бока, предлагаю игру:
- Спорим, не выдержишь весь день? - весьма недолго поиграв с твоим членом, я уже могу прижать его к животу резинкой твоих штанов. Головка смотрится до жути аппетитно вот так, перетянутая тканью, поблескивающая из-под пижамы. Хочется повалить тебя на пол, облизать все это предсемя, а потом начать покусывать член по длине - когда я это делаю, ты извиваешься не хуже дрессированной змеи.
- Нечестный спор. Я полдня провожу с Лу, - напоминаешь ты с настолько искренним вздохом, что мне становится еще приятнее в душе: ты поддерживаешь эту игру, тебе нравится перспектива со мной "соревноваться", а потом сдаваться на милость... настолько, что даже милейшего, пусть и откровенно непривлекательного и даже отталкивающего внешне Лу, своего напарника, ты считаешь помехой.
Да, наши вкусы совпадают и в этом: предпочитаем оба брюнетов, худощавых, высоких, с ума сходим от мускулов друг друга. Это было до экстаза упоительным - перебивать друг друга, перечисляя желаемые достоинства и качества будущего партнера на первом же нашем неофициальном "свидании".
- А ты попробуй выдержать, - подмигиваю я, продолжая шарить по твоему животу ладонью. У тебя нет никаких рельефных "кубиков", которые возбуждают глупеньких молодых ведьмочек из журналов, но зато у тебя есть гладкая кожа на животе с едва ощутимой, очень нежной дорожкой волос к паху.
Никогда не говорил тебе вслух, как был благодарен за уничтожение жестких вьющихся лобковых волос: после того, как сам это сделал, уже не представляю, что бы делал с обилием застревающих меж зубов волос, которые болезненно дергаются при любом неверном движении в постели.
- А что я за это получу? - ты едва ли не мурлычешь по-кошачьи, льнешь, трешься совершенно бессовестно: хорошо раззадоренный и развращенный лично мной, ты настолько желанная квинтэссенция любимых мною качеств...
- Любимую позу, презерватив и грубый секс без оглядок на боль? - у нас есть несколько "наборов" маленьких наград друг для друга в постели. Естественно, награды это игровые - чтобы я ограничил тебя в подобных приятных деталях из-за номинального значения?.. Для подобного предположения нужно меня не знать.
- Хм... - на твоем лице отражается настолько глубокомысленное переживание, что я смеюсь. Конечно, ты представляешь себе сцену в деталях, я это чувствую буквально всем телом - у тебя поджались ягодицы, участилось сердцебиение, надорвалось дыхание. Вечер обещает быть жарким.

***

Стоит мне войти в дом из камина, как ты уже прыгаешь на меня с поцелуем, заставляешь попятиться обратно и врезаться спиной в каминную полку. Благодарю, Северус из прошлого, ты был прав, когда приклеил все безделушки и колбы прямо к деревянному покрытию.
- Хочу-хочу-хочу, - бормочешь ты себе под нос и расстегиваешь мою мантию, скидываешь свою, сверкаешь вовсю своим обнаженным стоящим членом. Это торопливое вожделение юности я хочу сохранить в тебе как можно дольше, но сегодня почему-то мне хочется играть. Ухмыляюсь, киваю на дверь:
- Сначала ужин, пожалуйста. Я голоден.
- Уже готов, - машешь палочкой, приманиваешь тарелки, чуть ли не силой впихиваешь в меня еду. Ты сейчас скачешь от нетерпения, как будто в моих штанах спрятаны все твои рождественские подарки, а утро еще не настало окончательно.
Я ем нарочито медленно, стараюсь не смеяться вслух и слежу за тем, как ты устраиваешься на полу возле моего кресла. Мягко сдвигаю твою голову в сторону, когда ты пытаешься тереться щекой о мой член, глажу по волосам, предлагаю невинно:
- Хочешь выпить?
Твоей выдержки хватает на то, чтобы гордо отказаться, но твой член так откровенно тебя предает своей дрожью, что мне остается только сжалиться:
- Идем, - да, мне тяжело вот так просто закидывать тебя на плечо, но... в этом есть что-то настолько примитивное, трайбалистическое, что я не отказываю себе в удовольствии. Звонко шлепаю твои ягодицы, швыряю тебя на кровать, достаю презерватив.
Есть что-то магическое в моменте раскатывания простого немагического презерватива по члену. Звук политой смазкой перепонки, расправляющейся на выступающих венах, щелчки упругой резинки на основании, тугой, едва ли не растягивающий до предела отзвук вхождения головки в твой анус. Влажно чпокает та часть резинки, что должна плотно обхватывать верхнюю часть моего члена, но болтается из-за особенностей его формы. Ты стонешь.
Я обожаю смотреть на тебя в этой позе: стоящий на коленях и упирающийся грудью в матрас, ты раздвигаешь себе ягодицы, расставляешь шире ноги, подаешься навстречу. В этой позе я могу шлепать и разогревать твою задницу прямо в процессе, а еще - смотреть на то, как краснеют твои плечи от смущения (ты, кажется, никогда не привыкнешь к тому, что в этой позе я загоняю в тебя как минимум литр воздуха).
Сейчас твой зад уже почти багровый от моей порки, член мой ходит туда-сюда практически беспрепятственно, и ты подмахиваешь моим движениям еще чаще. Вталкиваюсь в пустоту газа, пытаюсь пронзить тебя глубже, наклоняюсь и кусаю за загривок...
Мы кончаем почти одновременно. Ты стягиваешь с моего члена презерватив так, чтобы он торчал из твоего зада. Наколдовываешь стакан воды. Мурчишь что-то, а потом сонно отворачиваешься к своей стене.
Есть что-то прелестное в том, чтобы служить истинному жаворонку снотворным.

1.47. ГП/СС (NS). NC-17. Слэш.
У Гарри очень большой член. Так что обычная растяжка и смазка не помогут. Северус – очень узкий и с небольшим опытом принимающего.
Подготовка занимает долгое время (от нескольких дней).
Фистинг, анальные пробки. Прочие игрушки – как автор захочет.
Снейп чувствует себя унизительно-беспомощным, но позволяет растягивать себя раз за разом. Гарри это возбуждает.
Не надо насилия, все по взаимному согласию и желанию.

Стук в дверь раздался эхом и заполнил всю прихожую. Было необычно тихо, и Северус отлично знал тому причину. Признаваться себе в том, что он — взрослый, уже бывавший в постели не за сном мужчина — боялся предстоящей встречи... Нет, этого совсем не хотелось.
Он отпер дверь и прислонился плечом к створке:
— Здравствуй.
Гарри стоял на пороге и чуть смущенно мял в руках шуршащий бумажный сверток. Некоторое время они просто молчали: Северус разглядывал внезапно очень заинтересовавшие его луковицы цветов, которые торчали из нижних складок свертка, а Гарри разглядывал безумно занимательный узор обоев на стене.
— Это тебе, — пробормотал Гарри и сунул ему в руки букет, а потом попытался протиснуться мимо вместе со своим объемным портфелем. Северус не поддался.
Они касались друг друга грудью и тяжело дышали, выжидая — чего?
— Ужин? — Северус никогда не задумывался об этом, но, кажется, ему нравилось, когда к стенке его припирали молодые авроры.
— К черту, — Гарри облизывал губы после очередного поцелуя и нахально хватал Северуса за пояс. — Хочу продолжить там, где мы прервались.
Северус прикрыл глаза: конечно, хотел. Они оба этого хотели — после такого облома, подаренного срочным вызовом Гарри в командировку в Мерлином забытый Кардифф, после нескольких десятков каминных звонков и угрозы обидеться друг на друга всерьез. Они оба отчаянно хотели трахаться.
Северус огладил заметно выпуклый гульфик Гарри. Как раз то, чего он боялся.
— Я... кхм...
Договорить он не успел: Гарри уже увлек его за собой в спальню на второй этаж, прямо на ходу просовывая пальцы в шлёвки на его джинсах, пытаясь рвануть их и эффектно содрать. Они и опомниться не успели, как уже были в кровати: Гарри сидел на Северусе верхом, стаскивал с него одежду и в восторге пялился на тело так, словно никогда в жизни не занимался сексом. Он наклонился и втянул носом запах волос на груди Северуса, едва слышно что-то пробормотал в экстазе и пополз вниз. Попутно он стягивал свои штаны.
— Бля, — вырвалось невольно у Северуса. Подобные члены он видел только в разделе магазинов для взрослых волшебников, весьма соответствующе называющемся "помоги себе сам".
Гарри вскинулся, растерянный и недоумевающий:
— Что-то не то?
— Твой... член, — подумав, он все же решил не мяться. Вопрос был слишком животрепещущим. — Он весьма и весьма... — Моргана раздери, как можно было сказать парню о том, что у него был конский или даже слоновый пенис?!
— Я знаю, — заверил Гарри, с искоркой хвастовства во взгляде вздергивая подбородок. — Одиннадцать дюймов.
— Да Мерлин с длиной, что с его... — Северус все же дотянулся и ухватил головку пальцами, затем пытаясь обхватить член ладонью. — Он же...
— Восемь с половиной, — подсказал Гарри. — Я толще и не видел.
Северус издал разочарованный стон, выпуская влажно поблескивающий ствол из руки:
— Твою ж... — он посмотрел Гарри в глаза, но не выдержал, спрятал взгляд, прежде чем признаться. — У меня лет двадцать... кхм... я двадцать лет не был... меня двадцать лет не трахали.
Гарри уставился на него недоверчиво, переставая гладить его ягодицу:
— И ты выжил?..
— Выжил, — буркнул Северус, затем искоса все же поглядывая на яйца Гарри, вполне достойно обрамлявшие эрегированный член.
Проблемы с тем, чтобы признаться самому себе в страстной любви к члену, у него не было никогда: приняв это как-то очень спокойно, Северус просто стал искать для себя обладателей приятных во всех отношениях членов, которые можно было сосать, дрочить и сжимать в руках, пока он обладателей трахал.
Проблема у него всегда была в том, что задницу доверить он мог далеко не каждому своему партнеру, а те, кому доверял, никогда не оправдывали его надежд. Гарри, с другой стороны, эти надежды вполне оправдывал до нынешнего момента, а значит, мог оказаться состоятельным любовником... и теперь, кажется, просто обязан был сделать это правдой. От такого члена Северус отказаться не мог.
Он отвернулся от Гарри, пытаясь определиться с выбором: отчасти он понимал, что ни боли, ни отвратительных последствий с разрывами и кровавыми разводами на белье он не хотел; отчасти — Гарри появился в его жизни настолько вовремя, был настолько совместимым с ним в постели... обладал таким восхитительным членом. Он размышлял и размышлял, даже не замечая, что Гарри тем временем стал гладить его ягодицу вновь — а потом оттянул и посмотрел с неким подобием умиления на узкий, едва приоткрывшийся анус.
— Ты такой... — протянул он почему-то шепотом, наклоняясь к анусу и касаясь его языком.
Северус вздрогнул: все уже было решено за него. И, надо сказать, решение было чертовски приятным.

***

Северус рассеянно поднял голову, машинально лизнув головку в последний раз. Гарри лежал, закинув руки за голову, и смотрел в потолок, явно уязвленный невозможностью заняться сексом по-человечески.
На предыдущих свиданиях он уже успел сделать Северусу потрясающий минет, кончить в трусы без особых действий (хотя порой Северус подумывал запатентовать свое фирменное движение ступней по паху собеседника в ресторане), эротично потереться всеми частями тела о наглухо застегнутую мантию и оставить пару горячих, темных засосов у него за ушами. Естественно, в этот раз они планировали секс с проникновением, поскольку, как уже успели обсудить, оба были горячими поклонниками такового.
Северус вздохнул: на предложение просто трахнуться единожды и лечь спать Гарри ответил категорично, что или они менялись местами в течение ночи, или никто ни в кого не входит, иначе его честному принципиальному эго трахаться претило.
В данный момент выход из ситуации он видел только один (если честно, лицезреть охуительно — в прямом смысле — большой член прямо перед собой и не иметь возможности его распробовать было невыносимо, а думать о том, чтобы войти в Поттера своим явно уступающим, и того хуже), но он требовал определенных жертв.
— Тебя на работу не вызовут? — Он подтянулся к Гарри, положил руку ему на грудь в интимном, доверительном жесте.
Тот удивленно покосился на него, выныривая из тяжелых, скорбных мыслей о недотрахе:
— Не должны.
Северус посмотрел на член — в мыслях даже тянуло называть его Членом с большой буквы — еще раз и вздохнул:
— Пару дней?
У Гарри в глазах появился чертенок, который весело, с пониманием подпрыгнул:
— Отгул возьму.
— Это не самое приятное занятие в жизни, — предупредил Северус, поглаживая его соски и чуть сжимая кончиками пальцев ареолы. Переплетя с Гарри ноги, он задрожал: Член теперь касался низа его живота и приятно давил на эрогенную, чувствительную зону.
— Заткнись, — Гарри решительно поцеловал его в нос и облапил задницу, раздвигая ягодицы ладонями. — Я тебя хочу.
— Ой, а я думал, это ты так, прикидываешься, — не утерпел и съехидничал Северус, оглаживая яйца Гарри и взвешивая их тяжесть в ладони. — Палочку лучше подай.
Гарри посмотрел на него с мрачной, почему-то страшноватой от просвечивающей наглости ухмылкой:
— Нет уж, — он достал свою и отвернулся на пару минут, вызывая Патронуса и отправляя его на работу. После он зачем-то свесил ноги с кровати и сгреб Северуса в охапку, подтягивая к себе. — Если доверяешь — доверься полностью.
В следующую минуту он, чуть шумно дыша, набирался сил, а затем рывком поднял Северуса на руки.
Ощущение было странным, диким — но парадоксально не приносило отвращения. Казалось, что Гарри действительно принял всю ответственность на себя — и что-то в его жестах было бережным, словно он и впрямь планировал сделать все для его, Северуса, безопасности.
Гарри постоял так с полминуты, взвешивая какие-то свои собственные ценности, а потом очень безыскусно признался:
— У меня раньше только шлюхи были, раздолбанные самые, которым ничего не жалко уже.
— Ты так изящно мне пытаешься намекнуть, что нихера не знаешь? — хмыкнул Северус и попытался сложить руки на груди.
— Нет, все я знаю — со мной сопливые фанаты много раз пытались, ни у кого терпения не хватило, — Гарри сделал осторожный шаг по направлению к ванной, перехватывая Северуса удобнее. — Я просто... знаешь, я всегда хотел, чтобы со мной было хорошо, — он почему-то покраснел и предпочел вместо продолжения сделать еще несколько шагов по направлению к ванной.
— "Хорошо" не бывает. Бывает или ужасно, или фантастически, — поделился Северус.
— Значит, фантастически, — упрямо кивнул Гарри. — Меня просто... — он покраснел еще сильнее и выпалил, — я-всегда-кончал-во-время-прелюдий. Ну, когда их рукой растягивал. Я не могу почему-то дотерпеть, меня один только процесс доводит.
Северус посмотрел на него молча. Когда-то, когда Люциус еще только женился, они единожды затронули тему секса, и все, что Малфой смог вымолвить, было: "Один взгляд на Цисс меня уже заводит, а если вид при этом снизу..."
Он не признался бы в этом даже под угрозой Авады, но ему тоже обычно достаточно было увидеть свой личный "триггер", чтобы подойти очень близко к оргазму. Он научился справляться с этим за много лет, но все еще вздрагивал, когда в постели ему представлялась возможность увидеть вожделеющее, полное восторга лицо любовника.
Гарри опустил его в ванну и предложил:
— Чары?
Голос звучал обреченно, чуть грустно, словно он и не надеялся на какое-либо доверие.
Северус улыбнулся краем губ:
— Сделай все сам. Я тебе доверяю.

***

— Встань на колени и локти, — и в очередной раз Северус порадовался выбору любовника. Гарри за эти годы успел повзрослеть, научиться спрашивать и искренне просить, а не нахально требовать. С ним было приятно.
Он покорно принял позу, даже не задумываясь о том, что зад его взмыл высоко и гордо. Он знал и ценил в себе умение отпускать тормоза.
Гарри мазнул его анус смазкой, щедро, но очень небрежно, так что пришлось зашипеть:
— Внутри.
Мерлин и Моргана. Он научился стольким вещам, как оказалось — и быстрому исправлению ошибок в том числе. Гарри мягко надавил пальцем на анус, огладил складки, расправил все внутри, смазывая не слишком густо, но и не жалея зелья... Кончить можно было уже только от того, как страстно — и отчего-то пошло — он стиснул ягодицу Северуса в ладони, пока вводил в него тонкий наконечник.
— Секретное умение каждого гея, — усмехнулся Гарри, сжимая его ягодицы вместе и помогая перетерпеть волну позывов.
Было что-то волнующее в том, чтобы давать кому-то еще разделить эту неприятную процедуру.

***

— Ох.
Он едва успел схватить простыню полной ладонью, теперь даже не задумываясь о том, как сильно выгнулся в спине. Гарри продолжал раздвигать тесно сведенные стенки пальцами, разводя их в стороны. Три его пальца сидели в нем тесно, и Северус отчего-то никак не мог уговорить себя расслабиться, продолжал сжимать ягодицы. Его щеки пошли пятнами от стеснения за подобную несговорчивость.
— Прости.
— Не извиняйся, — на лице у Гарри было написано искреннее, ничем не прикрытое восхищение, и ему явно нравился процесс растягивания неподатливой плоти. Подумав, он медленно согнул ладонь и заменил безымянный палец большим, чтобы потом оттянуть им стенку вбок. Северус зашипел.
— Больно? — Гарри спохватился и отдернул руку, позволяя анусу сжаться вновь.
— Нет, я просто сейчас кончу, — нехотя признался Северус, отворачиваясь к подушке, чтобы не видеть широкой улыбки Гарри.
— Я тебе так быстро не дам, — пообещал он и потянулся куда-то вбок за палочкой. Посмотрев на Северуса вопросительно, он выудил из кармана своих брюк пакетик с магическим презервативом. — Не будешь против?..
У Северуса сладко заныло в паху: кажется, он понял, на что намекал Гарри.
Конечно, у него был раньше секс с игрушками, и оттянутый оргазм всегда был куда более впечатляющим, нежели обычный. Был ли он готов терпеть день или даже два, чтобы потом увидеть северное сияние во всей его красе безо всякого Северного полюса?
— Давай, — услышал он свой голос и вцепился в простыню еще сильнее. Тело ему уже почти не принадлежало, он, кажется, отдал Гарри всю власть.
На его член скользнула тугая резинка, стянувшая основание не дающим кончить "предохранителем". Ощущения обострились, и он посмотрел на Гарри чуть увлажнившимися глазами.
— Туго? — тот забеспокоился, попытался снять кольцо, но наткнулся на ладонь Северуса, предостерегающе легшую на член.
— Привяжи меня, — скомандовал он, переворачиваясь так, чтобы открыть Гарри доступ — на спину, раскидывая ноги и приподнимая таз. — Иначе буду ерзать, — он помедлил. Стоило ли доверять Гарри еще? Безусловно — в конце концов, его рука только что выскользнула из задницы Северуса.
Хотел ли он признаваться в том, что изредка — очень, очень редко, чтобы не растягивать себя сильно (какая ирония!) — баловался с игрушками из того самого отдела самопомощи?
А что он терял?
Перед Гарри на кровать бухнулась призванная Северусом коробка. Он опасливо поднял крышку и присвистнул:
— Ничего себе.
— Делом займись, — кивнул Северус и ухмыльнулся, глядя на ребяческий восторг естествоиспытателя.
Впрочем, Гарри с места в карьер играть не стал. Вместо этого он лег на Северуса сверху, меж раздвинутых ног, обнял как-то очень ласково и поцеловал в губы жарко, шепча:
— Я хочу тебя.
— Нюня, — обидное когда-то прозвище, возвращенное Поттеру, теперь казалось даже нежным. Они облизали губы друг друга и влажно поцеловались еще, потираясь друг о друга членами — вернее, членом Северуса и Членом.
— Incarcero, — эротично прорычал Гарри, заставляя Северуса замереть.
Ощущение подобной принадлежности рассылало по телу мириады иголок и искорок, заставляло чувствовать каждое прикосновение еще острее. Гарри шлепнул его по ягодице, понукая расслабиться — а Северусу показалось, что он мгновенно разжег внутри его паха костер.
— Расслабься, — скомандовал Гарри с ноткой стали в голосе. Его пальцы вернулись на анус, стали мять и массировать упрямо сжатый сфинктер, словно сбивая его в мягкое, послушное желе. Северус хотел уже что-то сказать, но только закрыл глаза.
Знание того, что теперь Гарри мог сделать все, что угодно, будоражило не хуже пузырьков в шампанском. Уверенность в том, что Гарри только играл с возможностью командовать, позволяла принять этот расклад и не зажиматься сильно.
Раздался характерный щелчок, от которого Сев автоматически распахнул глаза: Гарри добрался до дна коробки, где лежал пузырек с зельем, в числе прочих включающим в себя жгучий экстракт кайенского перца. Малую дозу, но все же.
Над его ухом раздался шепот:
— Не сможешь расслабиться — буду добавлять...
Его ануса коснулись горячие, остро жаркие от перца пальцы, которые стали бесцеремонно растягивать и давить куда-то туда, вглубь. Хотелось ерзнуть, увильнуть, застонать, но даже голос теперь отказывался слушаться: изо рта вырывались слабые стоны. Северус сжался вокруг пальцев.
Гарри хмыкнул:
— Какой ты... — он шлепнул Сева еще, одновременно втискивая три пальца до упора, туго заполняя. Второй рукой он достал из коробки одну из надувных пробок.
Говорить со стоящим и подрагивающим перед лицом своим членом было унизительно и непристойно. Лежать так и ждать, пока Гарри растянет его анус до совершенно неприличных размеров — еще более постыдно. Ощущать его поглаживания на ягодицах — фантастически сексуально.
В заду горело от разогревающей смазки, воздух вокруг пах смесью острого возбуждения, влажного причмокивания вымазанных в зелье пальцев и тонкой неприличностью поцелуев, которыми Гарри сейчас осыпал его яйца, пока вводил уже раздутую пробку в его анус.
Северус застонал и невнятно что-то пробормотал, даже сам не разобрав слов. Кажется, половиной была просьба сделать так еще, а другой — приказ прекратить.
— Сев, — из уст Гарри его имя, так интимно сокращенное, почему-то звучало еще более близким, привычным, как ругательство. — Сев, ты внутри такой рифленый, но гладкий, я больше рукой не смогу...
— Боишься кончить? — Северус усмехнулся и приподнял голову, чтобы встретить его жаркий поцелуй. — Надень на себя ограничитель тоже. Борец за справедливость ты или кто?
Гарри встал на колени между его ног, позволил лицезреть маленькое шоу: тугую, невозможно узкую для его Члена резинку, скользнувшую под венчик и с трудом начавшую скатываться по стволу. Даже пальцы самого Гарри не обхватывали член целиком, и видеть, как они аккуратно направляют кольцо, было, пожалуй, слишком эротично.
Сев сжался вокруг пробки, пытаясь представить, что это был Член. Получилось плохо: Член был как минимум в два раза больше.

***

Северус еще никогда в жизни не чувствовал себя настолько уязвимым и беззащитным, как сидя верхом на Гарри лицом к Члену, наклоняясь, чтобы начать осторожно посасывать большую головку, открывая Гарри прекрасный обзор растянутого, пульсирующего от многочисленных введений бус ануса.
Они оба позволили себе кончить вчера вечером, упоительно вульгарно вылизав друг другу все — от члена до промежности — практически до блеска. Конечно, в зад Северуса при этом была введена большая пробка, но это отнюдь не помешало Гарри довести его до искрящегося возбуждения и оргазма (какой же у него был гибкий, подвижный язык!).
Сейчас, утром, Гарри с лукавой ухмылкой вернул его в эту позу и стал любоваться уже довольно растянутым отверстием, еще и подначивая:
— Спорим, ты даже головку не сможешь заглотить?
Северусу очень хотелось утробно зарычать, подмять Гарри под себя и оттрахать как следует — но, как они уже успели убедиться вчера вечером, кончали оба от одного только процесса растяжки Гарри в унисон, еще даже не успев ощутить момент вхождения. Терпеть же двойные ограничители из-за собственного долгосрочного процесса подготовки Северус не собирался (а Гарри и не думал настаивать).
Вместо всех своих бесполезных сейчас желаний он только мотнул головой:
— И пытаться не буду, только рот порву, — он полуобернулся и ехидно хмыкнул. — Такое ощущение, что ты Engorgio на него наложил.
— Да ну тебя, — обиделся Гарри. — Я даже уменьшить пытался, но через какое-то время становилось невыносимо просто — и больно, и побочные от всех зелий и заклинаний просто отвратные, — вздохнул Гарри вполне откровенно, поддерживая Северуса под ягодицы. Он огладил бедра ладонями, чуть сжал, полюбовался растянутым анусом еще.
— Проехали. Завтракать будем? — предложил Северус, оглядываясь на него через плечо.
— Будем, — Гарри выскользнул из-под одеяла, словно всю жизнь жил в этом доме вместе с Северусом. Устроил его удобнее в своих руках, перехватил и понес в кухню.
— Начинает надоедать, — признался Северус лишь наполовину искренне. Что-то было в этом притягательным, в этом ощущении невинного жеста близости.
— В пред-предпоследний раз делаю, — пообещал с очень честным видом Гарри и поставил его на ноги перед столом. — Что я могу сделать?
— Если не испортишь мою овсянку, можешь ее сварить.
Удивительным было это чувство единения и сродненности: Гарри уточнял, где стояла солонка, трогательно осведомлялся, где Северус предпочитал ставить кружку, отодвигал для него стул. В то же время он умудрялся быть наглым: перед самой трапезой он призвал из спальни самую большую пробку с шарообразной ручкой, которую вправил Северусу в анус почти мгновенно, не давая опомниться или привыкнуть — а потом заставил сесть и елозить по стулу весь завтрак в поисках баланса. Еще и хихикал.
— Ты мило выглядишь, когда так злишься, — заявил он, допивая свой кофе и кладя ладонь на руку Северуса.
— Мило? — кажется, кто-то из знакомых — то ли Люциус, то ли Белла, — когда-то ему говорил, что его брови напоминали рельеф ирландских холмов в такие моменты саркастического недоумения.
— Угу. Мне сразу хочется тебя целовать и обнимать, — Гарри кивнул и, как ни в чем не бывало, перепрыгнул на другую, не менее интригующую тему. — А еще я хочу с тобой жить.
Северус поперхнулся и едва не съехал на чертовой пробке со стула, вовремя поддержанный Гарри.
— Не в смысле прямо сейчас начать, — спешно заверил Гарри. — Просто хочу когда-нибудь жить. Вот так завтраки готовить, в постели валяться по утрам. У нас бы классно получилось, подстраиваться очень мало приходится в быту.
Он явно придуривался, ведь так? Не мог человек, который львиную долю дня вчера провел с рукой в его заднице, спокойно утверждать, что лучшей причиной жить с ним было удобство быта.
Северус, так и не сглотнувший свой кофе, серьезно раздумывал над возможностью выпустить его струей Гарри в лицо за подобные слова. Впрочем, словами он умел ранить куда лучше, чем уже остывшим и потерявшим свою эффективность кофе.
— Не думаю, что это лучшая идея, — наполовину ледяным тоном процедил он и хлебнул еще кофе.
На лице Гарри было написано непередаваемое выражение сожаления, грусти и покорного принятия фактов:
— Ну, если ты не хочешь, что я могу поделать. Просто я подумал, что... блин, звучит как-то наивно, — он поднял на Северуса взгляд и с глубоким, упрямым вздохом проговорил. — Я подумал, что, если секс с тобой лучший в моей жизни, то, может, и я для тебя тоже... Даже в голову не пришло, что тебе могло не понравиться.
Кофе в этот раз действительно полетел в Гарри, но теперь от растерянности самого Северуса.
Лучший?
— Поттер, ты преувеличиваешь, — от неожиданности он даже забыл о договоренности перейти на имена.
— Не-а, — Гарри улыбнулся. — Мне с тобой комфортно. Я могу говорить вслух так, как обычно только думаю во время дрочки, понимаешь?
Северус понимал. Понимал еще как: обычно те мысли, которые приходили в моменты мастурбации, он не мог рассказать никому, да и в постели как-то не стремился все облекать в слова. С Гарри было иначе.
— То есть ты хочешь жить со мной как любовник?
— Как партнер, — упрямо поправил Гарри и положил свою руку обратно на ладонь Северуса. — Не сразу, но когда-нибудь. Не хочу, чтобы это осталось перепихоном на пару ночей, хочу строить планы и следовать им. Чтобы стабильно.
Мерлин великий, с ним было даже легче, чем Северус рассчитывал (а он, честно говоря, был довольно щедр в своих ожиданиях после первого же минета).
Он вновь скользил вниз по стулу на этой чертовой пробке.
— Слушай, кажется, я уже готов, — резко перевел он тему и посмотрел на Гарри с усмешкой. — Слабо прямо здесь?
В ответ Гарри только смел посуду со стола — в приманенную сбоку скатерть, чтобы не разбить.

***

Гарри уложил его спиной на стол и встал между ног, нависая, придавливая. Он доминировал, он был весомым — и Северусу это до дрожи в кончиках пальцев ног нравилось.
— Diminuendo Minimus, — услышал он шепот Гарри. Искорки заплясали вокруг Члена, делая его немного меньше — ровно настолько, чтобы он напоминал человеческий пенис.
— Зачем? — Северус даже сам не ожидал услышать такого разочарования в своем голосе. В самом деле, зачем, они ведь подготовились?
— Порву, — тихо вздохнул Гарри. — Сначала растрахаю, а потом Чары сами спадут, — пообещал он и, наклонившись, поцеловал Северуса в губы. Спорить резко расхотелось: поцелуи у него были потрясающими, не мокрыми и не "улиточными", но и не горячечно-сухими. Во рту у обоих все еще оставался кисловато-пряный вкус крепкого кофе, перекатывающийся теперь с языка на язык.
Рука Гарри легла на основание пробки, и Северус почувствовал, как растягивается вновь, теперь уже куда свободнее, его анус. Вот он обнимает чуть рельефный желобок ближе к основанию пробки, вот "елочка" у ее кончика проскальзывает где-то там, рядом с простатой; вот уже широкая ее часть раздвинула одно, второе, третье кольцо рифления. Анус растянут максимально, и Гарри дышит куда тяжелее, завороженный этим видом.
Северус тихо фыркнул: не будь на обоих сейчас узких презервативов, кончили бы несомненно от своих любимых стимулов.
Пробка выскользнула с тихим, приятным, почти звенящим звуком, и Гарри отбросил ее за ненадобностью. Припал ртом к анусу, стал вылизывать его и чуть всасывать губами краешки упругого отверстия, раздвигать стенки языком. Северус прикрыл глаза: чувство мокрого, текущего смесью слюны и смазки, зияющего прохода было невероятным.
— И впрямь фантастически, — пробормотал он, пытаясь нашарить руками край стола и ухватиться хотя бы за что-то.
Гарри поднял на него взгляд, в котором читались обожание, восхищение, любовь — все то, что подталкивало сердце Северуса к сладкому ёканию.
— И мне, — шепнул отчего-то он совсем тихо, поднялся обратно на ноги и без промедления ввел в него головку.
Даже уменьшенный, Член все равно оставался очень внушительным. Он заполнил Северуса, растянул анус, продвинулся куда-то вглубь. Казалось, что Гарри может двигаться бесконечно, и все равно не введет его до упора; Северус в какой-то момент даже искренне пожелал, чтобы так и случилось, настолько восхитительно тягучим было это длительное слияние.
Гарри дышал совсем тяжело, и видно было по его закушенной губе и каплям пота, как трудно было ему не ворваться одним толчком.
— Двигайся быстрее, — у Северуса предательски дрогнул голос, и оба скривились одновременно, понимая, что это было разумной мерой предосторожности, а не трусостью.
Мошонка Гарри прикоснулась к ягодицам Северуса, и только тогда они поняли, что задержали дыхание. Выдохнули.
— Сейчас начнет увеличиваться, — с легкой ноткой паники в голосе предупредил Гарри, глядя на часы и обратно. — Я не рассчитал, я... прости...
— Бля, — выдохнул Северус совсем как в самом начале. Член начал раздуваться с основания, расширяя анус до совершенно невозможной дыры, растягивая его всего. Больно не было, было туго. Он невольно сравнил себя с очень, очень сильно надутым воздушным шаром, готовым лопнуть.
На его живот легла ладонь. Гарри мягко, бережно надавил ближе к паху, и они оба едва не застонали от смешанных эмоций — контуры Члена теперь едва ли не проступали видимо сквозь кожу, обрисованные тугими стенками. Двигаться было нельзя.
— Ух, нихуя себе... — вырвалось у Гарри невольно, и Северус против воли улыбнулся: до того он старался не употреблять крепких выражений и искренне пытался Северуса этим не "напрягать". Надо сказать, не стесняющийся ничего Гарри ему нравился больше.
— Я бы сказал — совсем наоборот, — наигранно сердито проворчал он и посмотрел вниз. Казалось, его собственный каменно стоящий член и член Гарри, проступающий сквозь кожу, могли сейчас соприкоснуться.
Они провели полминуты в тишине, пытаясь свыкнуться с новизной такого крепкого соития — а показалось, что до их следующего жаркого, неистового поцелуя прошла вечность. Гарри обнял его за плечи, прижал к себе, судорожно выдохнул какую-то совсем телячью нежность на ухо, а потом медленным, сдавленным рывком качнул бедрами. Получилось так, что Северус качнулся вместе с ним, и Член не сдвинулся внутри — но само движение...
— Сделай так еще, — потребовал тихо Северус, продолжая прижиматься к Гарри грудью.
— Я не смогу, я уже на пределе, — проскулил он и огладил бока Северуса ладонями. — Ты такой... такой... у меня слов нет... — Гарри запинался, но продолжал говорить. Северус отлично понимал: чем дольше они говорили и заполняли паузы, тем дольше оба могли продержаться в этом удивительном состоянии. — Я как будто сейчас взорвусь на миллион кусочков, но вместе с этим я в тебе, и это тесно, и жарко, и давит со всех сторон, так что я могу в самого себя взрываться, и это все равно будет фан-тас-тически, — он вновь припал к губам Северуса за поцелуем.
Гарри не был мастером слова, но им и не нужно было сейчас описывать все с ювелирной точностью — главное сосредоточилось там, внутри, между ними. И все равно хотелось большего.
— Accio зелье, — вяло махнул он рукой, хватаясь за палочку. Рядом с ними упал большой флакон. — Это самая скользкая смазка, какая есть. Вылей все и давай уже трахаться, — он посмотрел в глаза Гарри с мольбой и твердым приказом.
Уже в следующую секунду он пережил начало самого потрясающего секса в его жизни. Гарри послушно вылил весь флакон по члену вниз, в Северуса, и незамедлительно вышел, а затем вновь вошел — и этот контраст мягкого, тянущего, гладкого прикосновения к простате на выходе тут же сменился ударом отбойного молотка при вхождении. Перед глазами стали сыпаться искры, и у Гарри, кажется, сорвало крышу: обняв Северуса еще крепче, он стал двигаться в бурном, сумасшедшем темпе, то выходя полностью и входя до упора, шлепаясь яйцами о ягодицы и воя от наслаждения, то прерываясь на серию мелких по амплитуде, но резких толчков. Они поминали и Мерлина, и Мордреда, и всех языческих божков вкупе с британскими святыми, они кусали друг друга за плечи и вжимались до угрозы слипнуться навсегда. Ни Гарри, ни Северусу не хотелось вспоминать, что презервативы можно было снять в любой момент, они предпочитали продлевать свое удовольствие.
Прервались на короткий поцелуй, небрежно подперли сломавшийся стол ближайшей стопкой книг, облизали прокушенные губы и ринулись вновь в пучины удовольствия: Северус к ощущениям дикой, непомерной разъебанности, и Гарри к своему неимоверному наслаждению от растянутого, подготовленного партнера, которому он доставлял свою долю радости. Прошло не меньше десяти минут, прежде чем Северус смог хрипло выдавить:
— Кончай уже... яйца взорвутся...
— Только ты не... соскакивай... — предупредил Гарри таким же срывающимся голосом — а потом нахально заставил презервативы исчезнуть вовсе, позволяя сперме фонтаном оросить Северуса внутри — и животы обоих снаружи.
Он упал сверху, придавил Северуса к столу, устало обнял.
Разговаривать не хотелось, но спать было категорически неудобно.
— Перейдем... в кровать? — слабо и неохотно предложил Северус, собирая пальцами сперму и отправляя ее в рот Гарри. Тот ответил не сразу, сначала тщательно вылизав пальцы и улыбнувшись.
— Ага... — то, с каким страшным разочарованием Гарри медленно стал вынимать член, умилило Северуса пуще любой его детской выходки. Хотелось сказать, мол, оставь, мне нравится — но заставлять Гарри теперь еще и нести его в спальню было бы совсем нахальным.
Вместо этого он только соскользнул со стола и нарочно медленно пошел к двери. Сперма, уже не такая густая, заструилась по ногам, смешалась со смазкой.
Уже выходя из кухни, Северус услышал за спиной:
— У меня опять встал.

***

Глубокой ночью Северус повернулся на бок и посмотрел на Гарри, мирно спящего рядом. В заднице гудело, пульсирующие сосуды бухали колоколами ближе к сердцу, натруженный многими переменами ролей член сладко ныл от усталости.
— Наверное, я тороплюсь с выводами, но я тоже хочу, чтобы ты со мной жил, Гарри, — прошептал он тихо.
— Угу, — сонно отозвался тот, переворачиваясь на другой бок и забирая у него половину одеяла.
— Я хочу вытирать с тебя сперму, варить тебе кофе и давиться твоей овсянкой.
— Угу...
— Даже если это только первая волна восторга, и потом окажется, что у тебя вонючие носки, три чемодана квиддичных журналов и пара попугаев впридачу, я тебя все равно приму, — решительно кивнул он и прикрыл глаза с улыбкой.
Он уже не услышал обиженного шепота:
— И ничего у меня носки не пахнут. И не попугай это, а сова. Одна.